может, оно и нехорошо, конечно - такими темпами. уехать после работы, чтобы вечером-ночью пить под Тулой, кое-как выспаться и под вечер нового дня продраться-таки сквозь пробки в Москву. превонючий дым сопровождал стойко, оранжевое солнце робко пряталось в него, как под одеяло, и иногда высовывало нос - о, что вы! жара? -это не я!!
но настроение второй день преотличное. началось это, конечно, вчера, когда хэппибездили всех "августовских". парни в честь меня произнесли РЕЧЬ (отродясь такого за ними не водилось!), накупили вкусностей и вообще. я был весь день как тот помидор. это те же парни, которые когда-то тырили мои рисунки из блокнотов, таскали съестное из тумбочки и пытались засмусчать до смерти своими язвительными подколочками. ага. к слову, они продолжают это делать, но давно уже - не со мной. это приятно. впрочем, характер у меня никогда не подходил для женского коллектива. слава богу.
а дома - как хорошо быть дома одному! правда, все вокруг погрязло в нитках, чертежах, выкройках, листках и прочем хламе. вот щас буду досматривать "Дом пяти листьев" и займусь этим милым барахлом. ура. тихое счастье)))

@музыка: OOMPH! - Supernova

@настроение: люблю вас, люди. и вас. и вас.)

---

05.08.2010 в 13:55

Пишет  Der_Ketzer:

фм

условия понятны

@настроение: ох уж эти фм)))

---

оплатил. скоро у меня будет два Хироси. уже все придумал для него - мейк, стиль, одежду.
год ждал, но оно того стоило.

@музыка: Rammstein

@настроение: yeah, baby!)

---

дым в воздухе, в одежде, волосах, в сумке, коже. дым в сухом простуженном горле, в пыльной взвеси, настоянной на жаре и усталости от жары. дым в глазах, в метро и сонных мыслях. alles egal.
дым в прокуренном подъезде. дым в кофе, за окном дымные птицы оседают, ищут тени под выгорающими кустами, дымные машины рождают смог.

а утром красное, как сегодня, солнце, напишет на сером небе тусклую пастель рассвета.

@настроение: автопилот

---

корчма это вам не суши-бар.
больше никогда не буду есть))

---

спасибо всем мне очень приятно!

---

жаль, не получится отметить с теми и так, как хотелось бы. жаль)

---

в поиске "чеб такого японского днем посмотреть под дела", только не с Каме и не Сатоши, а то какие нафиг дела наткнулась на вот такое описание...
прямо даже не знаю... как на это вообще деньги выделили... о___О

Приключения мальчика с электрическим столбом / Adventure of Denchu Kozo / Denchu Kozo no boken 1987
комедия, ужасы, авангард
Школьник, у которого из спины торчит электрический столб, включает машину времени и отправляется в мир, где вампиры-придурки собираются сконструировать новую Еву...

глаз дергается, ага о_+

---

отлично поплавали и отдохнули, а еще Каин и Тиара напомнили, насколько же хреново я играю в карты)))
в голову лезло нечто не-картежное. отношения, разные мысли... мягкое солнце, теплая вода... даже гребущая ангина не мешала)

однако - и правда, как сложно найти "своего" человека...

@музыка: Deine Lakaien

@настроение: шить

---

Агата год со мной. вот это да!
сделала ей клевую шмотку и клевый мейк, а сестра забрала фотик и уехала. звездец(((((
вот такая она бывала:

@музыка: And One - Traumfrau

@настроение: как дурак без фотика(((

---

умудрилась простыть, нифига себе!
но все равно, рада, что приехал Никто и побродили неплохо по местам былой славы...

---

пока шила, смотрела "Восточный дворец, Западный дворец". вообще, потрясающее кино. такое... чувственное. про геев, но скорее, просто о любви. впечатлена...
режиссера посадили под домашний арест, а когда фильм пригласили в Канны - еще и отобрали паспорт.
а фильм очень хорош.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

спасибо Нефилимчику за тест)

Результат теста:Пройти этот тест

"Кто ты в мире музыки?"

Dave Gahan (Depeche Mode)

В твоем прошлом

было практически ВСЕ. Ты прошел через многое, поэтому обладаешь огромным опытом. Ты мудр и рассудителен, спокоен и непоколебим, собран и дисциплинирован, абсолютно точно знаешь, чего стоит тот или иной человек и никогда не теряешься, тебя практически невозможно застать врасплох. Единственная твоя слабость - это близкие тебе люди, которым ты принадлежишь душой и телом. Ради них ты способен на все. Мешать тебе что-то сделать - все равно что стоять на пути скорого поезда. Несмотря на некоторую жесткость, ты очень чувствителен ко всем проявлениям любви. Ты дружелюбен, умеешь выбирать друзей, организован, хороший руководитель. Всегда знаешь, чего хочешь. Разговорам предпочитаешь дело и поэтому, как правило, многого добиваешься. Знаешь себе цену. Ты достоин восхищения, ведь мы-то с тобой знаем, чего тебе это стоило!

Психологические и прикольные тесты LiveInternet.ru

@настроение: хмм, но мою лень и прочее еще никто не отменял))

---

забавно, Никелодеон собирается делать римейк Вольтрона. ах, как я тащилась в детстве от этих роботов-львов)))
а вот недавно, помнится, наткнулась на торренте и, поддавшись ностальгии, скачала это дело. оказалось, детство - это детство, мда)))). но почему-то хочется, чтобы сделали что-то путное.
ха, помнится, папа для момента сбора львов в робота придумал стишог (пародию на призказку, которую толкали там). это было нечто.

@темы: детство, аниме

---

прочитала сегодня. люблю его все же - не автор, а сплошной сюрприз)))

Нил Гейман

ЗАПРЕТНЫЕ НЕВЕСТЫ БЕЗЛИКИХ РАБОВ В ПОТАЙНОМ ДОМЕ НОЧИ ПУГАЮЩЕЙ СТРАСТИ

Forbidden Brides of the Faceless Slaves in the Secret House of the Night of Dread Desire
Перевод. Т. Покидаева, 2007


I

Где-то в ночи кто-то писал.


II

Она бежала – слепо, безумно – по аллее под сенью темных деревьев, и гравий скрипел у нее под ногами. Сердце бешено колотилось в груди. Казалось, легкие сейчас взорвутся, больше не в силах вдыхать стылый воздух студеной ночи. Ее взгляд был прикован к большому дому в конце аллеи, свет в единственном окне наверху манил и притягивал ее, как пламя свечи – мотылька. В небе над головою и чуть дальше, в черном лесу за домом, верещали и бились ночные твари. С дороги, оставшейся за спиной, донесся короткий пронзительный вскрик – она очень надеялась, что это мелкий лесной зверек, ставший добычей голодного хищника, но уверенности все же не было.
Она бежала, как будто за ней по пятам мчались адские легионы. Она ни разу не оглянулась, сберегая драгоценные секунды – до тех пор, пока не взлетела на крыльцо старого особняка. В бледном свете луны белая колоннада казалась иссохшим скелетом какого-то громадного зверя. Она схватилась рукой за дверную раму и жадно ловила ртом воздух, пытаясь отдышаться. Она напряженно смотрела на длинную темную аллею, ведущую к дому. Смотрела долго, как будто чего-то ждала, а потом постучалась в дверь. Сперва – боязливо и робко, потом – чуть настойчивее. Стук отдался гулким эхом в глубинах дома. Ей представилось, судя по эху, вернувшемуся к двери с той стороны, будто там, далеко-далеко, кто-то стучался в другую дверь, приглушенно и мертво.
– Умоляю! – закричала она. – Если тут кто-то есть... кто-нибудь... откройте. Впустите меня, я вас очень прошу. Пожалуйста. – Она не узнала свой собственный голос.
Мерцающий свет в окне наверху потускнел, и исчез, и вновь появился – в другом окне, этажом ниже. А потом – еще ниже. Один человек, со свечой. Свет растворился во тьме в глубине дома. Амелия затаила дыхание. Казалось, прошла целая вечность, и вот с той стороны двери донеслись звуки шагов, и сквозь щель под порогом наружу проник свет свечи.
– Откройте, – прошептала она.
Голос, когда он раздался, был сухим, точно старая кость – иссохший голос, похожий на хруст древних пергаментов и заплесневелых венков на могилах.
– Кто там? – сказал голос. – Кто стучит? Кто пришел в этот дом в эту ночь всех ночей?
Голос не приносил утешения. Она напряженно вгляделась в ночь, объявшую дом, потом выпрямилась в полный рост, убрала с лица черные локоны и сказала, надеясь, что ее голос не выдает страха:
– Это я, Амелия Эрншоу, с недавних пор сирота, которая теперь поступает на службу гувернанткой к двум детям – сыну и дочке – лорда Фолкмера, чьи жесткие взгляды во время нашего собеседования в его лондонской резиденции вызвали у меня отвращение и одновременно очаровали, и чье орлиное лицо теперь преследует меня в сновидениях.
– Тогда что вы делаете в этом месте, у этого дома, в эту ночь всех ночей? Замок Фолкмера находится в добрых двадцати лигах отсюда, с той стороны торфяных топей.
– Кучер... гадкий, злой человек, и вдобавок немой... или он лишь притворялся немым, потому что не произнес ни единого слова и выражал свои мысли и пожелания только мычанием и хрипом... он проехал не больше мили по этой дороге, а потом показал мне при помощи жестов, что дальше он не поедет и что мне надо высаживаться. Я отказалась, и он грубо вытолкал меня из кареты, столкнул прямо на холодную землю, а сам развернулся и поехал обратно, настегивая лошадей, как безумный, а в карете остались мои чемоданы и сумка. Я кричала, звала его, но он не вернулся, а мне показалось, что в темноте леса шевельнулась еще более плотная тьма. Я увидела свет в вашем окне, и... и... – Она уже не могла притворяться храброй и разрыдалась, не договорив.
– Ваш отец, – сказал голос с той стороны двери, – уж не достопочтенный ли это был Хьюберт Эрншоу?
Амелия попыталась сдержать слезы.
– Да, это он.
– А вы... вы сказали, что вы сирота?
Она подумала об отце, о его твидовом пиджаке. О водяной воронке, которая подхватила отца, и швырнула его прямо на камни, и унесла прочь от нее – навсегда.
– Он умер, пытаясь спасти жизнь маме. Они оба утонули.
Она услышала тихий скрип – это ключ провернулся в замке. Потом дважды лязгнули железные засовы, отпираемые с той стороны.
– В таком случае добро пожаловать, мисс Амелия Эрншоу. Добро пожаловать в ваши наследственные владения, в этот дом, не имеющий имени. Добро пожаловать – в эту ночь всех ночей.
Дверь распахнулась.
На пороге стоял мужчина с черной свечой в руке; свет дрожащего пламени освещал его лицо снизу, отчего оно казалось нездешним, таинственным и жутким. Она подумала, что он похож на оживший фонарь из тыквы или на престарелого палача.
Он сделал жест, приглашая ее войти.
– Почему вы все время повторяете эту фразу? – спросила она.
– Какую фразу?
– «В эту ночь всех ночей». Вы повторили ее уже трижды.
Он лишь молча взглянул на нее. Потом опять поманил – пальцем цвета иссохшей кости. Она вошла в дом, и он поднес свечу к ее лицу, близко-близко, и смотрел пристально и испытующе, и глаза его были не то чтобы по-настоящему безумны, но все же далекими от здравомыслия. Он смотрел испытующе, будто бы изучал, а потом тихо хмыкнул, кивнул головой и сказал только:
– Сюда.
Она пошла следом за ним по длинному сумрачному коридору. Мрак, бегущий от пламени свечи, ложился на стены причудливыми тенями. В этом пляшущем свете старинные напольные часы, и изящные кресла, и стол, казалось, слегка пританцовывали на месте. Старик долго перебирал ключи в связке, а потом отпер дверь в стене под лестницей. Из темноты за порогом вырвался запах – плесени, пыли, заброшенности.
Она спросила:
– Куда мы идем?
Он кивнул, как будто не понял вопроса. А потом сказал:
– Есть те, которые есть такие, какие есть. А есть те, которые не такие, какими кажутся. И есть еще те, которые только кажутся такими, какими кажутся. Запомни мои слова, хорошенько запомни, дочь Хьюберта Эрншоу. Ты меня понимаешь?
Она покачала головой. Он двинулся вперед, не оглядываясь.
Она пошла вниз по лестнице следом за стариком.


III

Где-то там, далеко-далеко, молодой человек бросил перо поверх еще непросохшей страницы рукописи, разбрызгав чернила по стопке бумаги и полированному столу.
– Никуда не годится, – сказал он уныло, тронул тонким изящным пальцем каплю чернил на столе, рассеянно размазал ее по тиковой столешнице, а потом тем же пальцем растер переносицу. На носу осталось темное пятно.
– Не годится, сэр? – Дворецкий вошел почти неслышно.
– Опять то же самое, Тумбс. Юмор, так или иначе, проявляется. Самопародия пусть ненавязчиво, но постоянно присутствует. Я ловлю себя на том, что пытаюсь бежать от литературных традиций и высмеиваю и себя, и писательское ремесло.
Дворецкий смотрел, не моргая, на своего молодого хозяина.
– Насколько я знаю, сэр, юмор высоко ценится в определенных кругах.
Молодой человек обхватил голову руками и задумчиво почесал лоб. Он вздохнул и сказал:
– Дело не в этом, Тумбс. Я пытаюсь создать фрагмент подлинной жизни, точное подобие мира – такого, какой он есть, – передать истинное положение вещей. А вместо этого я постоянно ловлю себя на том, что у меня получается ученическая пародия на своих же собратьев-писателей. Я вижу все их недостатки, я насмехаюсь над ними. Я пытаюсь шутить. – Он размазал чернила по всему лицу. – Но это не самые удачные шутки.
Из запретной комнаты наверху донесся зловещий надрывный вой, прокатившийся эхом по дому. Молодой человек вздохнул.
– Пора кормить тетю Агату. Тумбс.
– Слушаюсь, сэр.
Молодой человек взял перо и почесал ухо его заостренным кончиком.
У него за спиной, в тусклом приглушенном свете, висел портрет его прапрапрадеда. Нарисованные глаза были давным-давно вырезаны из холста, и теперь с лица на портрете смотрели живые глаза – смотрели прямо на писателя. Глаза мерцали рыжевато-коричневым золотом. Если бы молодой человек обернулся и посмотрел на портрет, он мог бы подумать, что это глаза большой кошки или уродливой хищной птицы, если такое возможно. У людей таких глаз не бывает. Но молодой человек не обернулся. Вместо этого он рассеянно потянулся за новым чистым листом бумаги, окунул перо в стеклянную чернильницу и начал писать:


IV

– Да, – произнес старик, ставя черную свечу на хранящий молчание клавесин. – Он – наш хозяин, и все мы – его рабы, хотя притворяемся для себя, будто это не так. Но в надлежащее время он требует то, чего страстно желает, и наш долг – обеспечить ему... – Он пожал плечами и с шумом втянул носом воздух. А потом сказал только: – Все, что нужно.
Гроза приближалась. В пустых оконных переплетах, где не было стекол, тяжелые шторы дрожали и бились, как крылья летучих мышей. Амелия прижала к груди носовой платок с вышитой монограммой отца.
– А ворота? – спросила она еле слышным шепотом.
– Они были заперты еще при вашем далеком предке, и он отдал четкие распоряжения, еще до того, как исчезнуть, чтобы гак оставалось всегда. Но до сих пор существуют тоннели – то есть ходят такие слухи, – соединяющие старый склеп с новым кладбищем.
– А первая жена сэра Фредерика?..
Старик печально покачал головой.
– Безнадежно душевнобольная и при этом весьма посредственная музыкантша, терзающая клавесин. Он распустил слух, что она умерла, и кто-то, быть может, ему и поверил.
Амелия повторила про себя его последнюю фразу. А потом посмотрела на старика, и теперь в ее взгляде читалась решимость.
– А я? Теперь, когда я узнала, почему я пришла в этот дом, что вы мне посоветуете? Что мне делать?
Старик оглядел пустой зал и настойчиво проговорил:
– Бегите отсюда, мисс Эрншоу. Бегите, пока еще можно. Ради спасения вашей жизни, ради спасения вашей бессмертной ааа...
– Ради чего? – не поняла Амелия, но как только слова сорвались с ее алых губ, старик упал замертво. У него из затылка торчала серебряная арбалетная стрела.
– Он мертв, – в потрясении выдохнула она.
– Да, девочка, мертв, – подтвердил жесткий голос из дальнего конца зала. – Но он был мертвым уже давно. Очень-очень давно.
Амелия смотрела в немом изумлении, как тело, лежащее на полу, принялось разлагаться. Плоть сгнивала буквально на глазах и растекалась густыми струями, кости крошились и осыпались пылью, и уже очень скоро там, где лежал человек, осталась лишь лужа зловонной жижи.
Амелия присела на корточки и окунула палец в разжиженные останки. Потом облизала его и сморщилась.
– Да, сэр. Похоже, вы правы. Кем бы вы ни были, – сказала она. – Я бы сказала, что он был мертвым как минимум сотню лет.


V

– Я очень стараюсь, – сказал молодой человек, обращаясь к горничной, – написать книгу, которая отразит жизнь, как зеркало. Такой, какая она есть в действительности. До мельчайшей детали. Но у меня получается грубая злая насмешка. Что мне делать? А, Этель? Что мне делать?
– Не знаю, сэр, – отозвалась горничная, которая была молода и красива и появилась в имении при загадочных обстоятельствах чуть меньше месяца назад. Она раздула мехи, и горящий в камине огонь вспыхнул оранжево-белым жаром. – Это все?
– Да. Нет. Да. Можешь идти, Этель.
Девушка подхватила пустую корзину для угля и направилась к двери.
Молодой человек не стал возвращаться за письменный стол; он еще долго стоял в задумчивости у камина, глядя на человеческий череп на каминной полке и на два скрещенных меча на стене. Огонь в камине трещал и плевался искрами.
Звук шагов у него за спиной. Молодой человек обернулся.
-Ты?!
Человек, стоявший напротив, был почти что его двойником – белая прядь в золотисто-каштановых волосах могла бы послужить неопровержимым свидетельством родства по крови, если свидетельства были нужны. Глаза незнакомца были темны и дики, губы – капризны, но странно тверды.
– Да... это я! Твой старший брат, которого ты считал мертвым уже столько лет. Но я не мертвый... или, возможно, уже не мертвый... я вернулся... да, я вернулся с дороги, по которой не стоит ходить... вернулся потребовать то, что по праву – мое.
Молодой человек удивленно приподнял бровь.
– Да, наверное. Вполне очевидно, что все здесь – твое. Если ты в состоянии доказать, что ты тот, кем назвался.
– Доказать? Мне не нужны доказательства. Я требую то, что принадлежит мне по праву рождения, по праву крови – и по праву смерти! – Сказав так, он снял со стены два меча и протянул один, рукоятью вперед, своему младшему брату. – Защищайся, брат мой... и пусть победит сильнейший.
Сталь сверкнула в свете от камина, клинки слились в поцелуе, ударились друг о друга и снова слились в поцелуе – в замысловатом танце ударов и отражений ударов. Временами казалось, что это всего лишь изысканный менуэт или тонкий размеренный ритуал, временами – что это свирепая схватка, первозданная дикость, жестокость, которая движется быстрее взгляда. Они кружили по комнате, потом поднялись в мезонин, не заметив ступеней, и снова спустились в каминный зал. Они раскачивались на портьерах и на тяжелых старинных люстрах. Они запрыгивали на столы.
Старший брат был искуснее и опытнее и, вероятно, владел мечом лучше, но зато младший был посвежее и дрался, как одержимый, тесня соперника к ревущему пламени в камине. Старший брат протянул левую руку за спину, схватил кочергу и попытался достать ею младшего. Тот пригнулся и одним элегантным движением проткнул старшего брата насквозь.
– Со много покончено. Я мертвец.
Младший брат молча кивнул.
– Может быть, так даже лучше. На самом деле мне не нужны были ни особняк, ни земля. Я хотел только покоя. – Он лежал на полу у камина, и алая кровь вытекала из раны на серый камень. – Брат? Дай мне руку
Молодой человек встал на колени и взял руку брата, которая как будто уже холодела.
– Прежде чем я уйду в эту ночь, куда никто не пойдет за мной следом, я должен сказать тебе несколько важных вещей. Во-первых, я искренне верю, что моя смерть снимет проклятие с нашего рода. Во-вторых... – Его дыхание теперь вырывалось из горла клокочущим хрипом, и ему было трудно произносить слова. – Во-вторых... эта тварь... в бездне... остерегайся подвалов... и погребов... крысы... это... оно подступает!
Его голова опустилась на камень, глаза закатились и больше не видели ничего.
Где-то снаружи, на улице, трижды прокаркал ворон. А внутри, в доме, странная музыка взвилась из склепа, обозначая, что для кого-то уже началось пробуждение.
Младший брат, снова единственный – как он надеялся – обладатель титула, принадлежащего ему по праву, взял колокольчик и позвонил, вызывая слугу. Звон еще не затих, а на пороге уже возник Тумбс, дворецким.
– Убери тело, – сказал молодой человек. – Но отнесись к нему с должным почтением. Он умер в искупление своих грехов. Быть может, грехов нас обоих.
Тумбе ничего не сказал, только кивнул, выражая тем самым, что он понимает.
Молодой человек вышел из комнаты. Он пошел в Зеркальный зал – откуда давно были убраны все зеркала и на стенах остались большие пятна неправильной формы, – и полагая, что он там один, принялся размышлять вслух:
– Именно об этом я и говорил. Если бы что-то подобное случилось в одном из моих рассказов – а такое случается постоянно, – я бы стал насмехаться без жалости. Я бы просто не смог по-другому. – Он ударил кулаком в стену, в том месте, где когда-то висело шестиугольное зеркало. – Что со мною не так? Откуда во мне эта порча?
Странные беспокойные твари что-то бессвязно бормотали в черных портьерах в дальнем конце зала, и за деревянной обшивкой стен, и высоко под потолком, в сумрачных дубовых балках, но они не дали ему ответа. Впрочем, он и не ждал.
Он поднялся по парадной лестнице, прошел по темному коридору – к себе в кабинет. У него было стойкое подозрение, что кто-то рылся в его бумагах и подменил их, подделав почерк. И он выяснит, кто это. Выяснит уже сегодня, но позже. Ближе к полуночи, после Собрания.
Он сел за стол, окунул перо в чернильницу и продолжил писать:


VI

Снаружи выли лорды-вампиры, мучаясь голодом и недовольством – бросались на дверь в ненасытной ярости, но замки были прочны, и Амелия надеялась, что они все-таки выдержат.
Что ей сказал лесоруб? Теперь, в час нужды, его слова всплыли в памяти, как наяву – словно он стоял рядом, буквально в нескольких дюймах, и его мужской запах, запах честного трудового пота, обвевал ее, словно аромат густых пряных духов, и она слышала его слова, как будто он шептал ей на ухо: «Я не всегда был простым лесорубом, барышня, – сказал он. – Когда-то у меня было другое имя. И другая судьба, не имевшая ничего общего с рубкой деревьев. Ты должна знать... в секретере есть потайное отделение... по крайней мере так говорил мой двоюродный дед, когда напивался не в меру...»
Секретер! Ну, конечно!
Амелия бросилась к старому письменному столу. Поначалу она не сумела найти никаких потайных отделений. Она принялась выдвигать все ящики и тогда обнаружила, что один из них был намного короче всех остальных. Амелия просунула тонкую руку в пустое пространство, где раньше был ящик, нащупала кнопку и яростно на нее надавила. Что-то щелкнуло, и в руку Амелии упал туго свернутый свиток.
Он был перевязан черной лентой, посеревшей от пыли. Дрожащими пальцами Амелия развязала узел, развернула бумагу и принялась читать, с трудом разбирая старинный почерк, пытаясь проникнуть в смысл древних слов. Ее прекрасное лицо стало мертвенно-бледным, фиолетовые глаза затуманились ужасом.
Изголодавшиеся вампиры продолжали ломиться в комнату. Амелия не сомневалась, что дверь долго не выдержит. Ни одна дверь не удержит их вечно. Они ворвутся сюда, и она станет для них добычей. Если только... если только...
– Прекратите! – закричала она, и ее голос дрогнул. – Я отрекаюсь от вас, ото всех, и прежде всего – от тебя, Князь Мертвечины. Именем древнего договора между твоими людьми и моими.
Грохот и вой прекратились. Потрясенная тишина опустилась на мир. А потом из-за двери раздался хриплый надтреснутый голос:
– Договор?
И еще около дюжины призрачных голосов зашептали нестройным хором:
– Договор, договор, – шелестом неземных звуков.
– Да! – выкрикнула Амелия Эрншоу, и теперь ее голос был тверд. – Договор.
Ибо свиток, столько лет скрытый от мира, и был договором, заключенным еще в незапамятные времена – нерушимым и страшным, – между Владельцами Дома и обитателями склепа. В нем были исчислены и описаны все кошмарные ритуалы, соединившие два клана в веках – обряды крови, и соли, и еще многого сверх того.
– Если ты прочла договор, – сказал глухой голос из-за двери, – значит, ты знаешь, за чем мы пришли, дочь Хьюберта Эрншоу.
– Вы пришли за невестами.
– Да, за невестами! – прошелестело с той стороны. – За невестами, за невестами! – Шепот все нарастал, растекался по дому призрачным эхом, и, казалось, уже все пространство содрогается в ритме этих слов, бьющихся пульсом тоски, и любви, и неизбывного голода.
Амелия закусила губу.
– Хорошо. Вам нужны невесты. Я приведу вам невест. У нас будут невесты, у всех.
Она говорила тихо, но они услышали ее. За дверью вновь воцарилось безмолвие – глубокая, бархатная тишина. А потом призрачный голос прошипел:
– А может, попросим еще на гарнир этих вкусных рогаликов? Как вы считаете, она не откажет?


VII

Горячие слезы жгли глаза. Молодой человек отодвинул исписанный лист и швырнул перо в стену. Брызги чернил легли темными точками на белый мраморный бюст прапрапрапрадеда. Огромный печальный ворон, сидевший на мраморной голове, испуганно встрепенулся, едва не сорвался с насеста, бешено замахал крыльями и все-таки удержался. Потом неуклюже переступил с лапы на лапу и недобро уставился на человека одним черным глазом.
– Это невыносимо! – воскликнул молодой человек. Он был бледен, его била дрожь. – Я не могу. Никогда не смогу. Клянусь... э... – Он замешкался, перебирая в уме подходящие к случаю проклятия и клятвы из обширных семейных архивов.
Ворона это явно не впечатлило.
– Прежде чем начнешь клясться, и проклинать, и, может быть, поднимать из могил уважаемых почтенных предков, упокоившихся в мире и, надо сказать, заслуживших свой вечный покой, ответь мне, пожалуйста, на один очень простой вопрос. – Голос ворона был похож на стук камня о камень.
Молодой человек удивленно смотрел на птицу. Всем известно, что вороны разговаривают, но этот ворон не разговаривал еще ни разу, и никто даже не ждал, что он может заговорить.
– Да, конечно. Задавай свой вопрос.
Ворон наклонил голову набок.
– Тебе нравится это писать?
– Что – это?
– То, что ты пишешь. Отражение жизни. Иногда я читаю твои, так сказать, произведения. Тебе нравится это писать?
Молодой человек внимательно посмотрел на птицу.
– Это литература, – объяснил он, словно беседовал с ребенком. – Настоящая литература. Настоящая жизнь. Наша действительность, как она есть. Задача писателя – показать людям мир, в котором они живут. Мы держим для них зеркала.
Молния расколола ночное небо. Молодой человек выглянул в окно: в ослепительной вспышке небесного пламени силуэты скрученных голых деревьев, похожих на черные кости, и руины аббатства на дальнем холме казались особенно мрачными и зловещими.
Ворон прочистил горло.
– Я спросил, тебе нравится это писать?
Молодой человек посмотрел на птицу, потом отвел взгляд и молча покачал головой.
– Вот поэтому ты и пытаешься убивать свои вещи насмешкой, – заявил ворон. – Когда ты делаешь злую сатиру на избитые фразы и однообразные серые будни, в тебе говорит не сатирик. Все дело в скуке. Тебе наскучили обыденность и повседневность. Тебя уже не возбуждает жизнь, как она есть. Неужели ты не понимаешь? – Ворон помедлил, поправляя клювом топорщившееся перо, а потом строго спросил: – А ты никогда не задумывался... может быть, тебе стоит начать писать фэнтези?
Молодой человек рассмеялся.
– Фэнтези?! Слушай, я пишу настоящие книги. Настоящую литературу. Фэнтези – это не жизнь. Эзотерические мечты, красивые выдумки, которые меньшинство пишет для меньшинства, это...
– Это то, что ты стал бы писать, если бы понимал, что для тебя хорошо, а что плохо.
– Я приверженец классической школы, – сказал молодой человек и указал на книжную полку с образцами бессмертной классики. «Тайны замка Удольфо», «Замок Отранто», «Рукопись, найденная в Сарагосе», «Монах» и так далее. – Это литература.
– Никогда, – сказал ворон. И больше он не произнес ни слова, отныне и впредь. Ворон сорвался с бюста, расправил крылья и вылетел из кабинета – в темноту, ждущую за распахнутой дверью.
Молодой человек зябко повел плечами. Потом перебрал в уме стандартные темы фэнтези: автомобили, игра на бирже, сезонные транспортные билеты, домохозяйки и полицейские, советы психологов и реклама моющих средств, подоходный налог, дешевые рестораны, глянцевые журналы, кредитные карточки, уличные фонари и компьютеры...
– Да, это чистой воды эскапизм, – сказал он вслух. – Но не в этом ли главное стремление человека: порыв к свободе, тяга избегнуть обыденности?
Молодой человек вернулся к письменному столу, собрал страницы своего незаконченного романа и безо всякого сожаления убрал их в нижний ящик стола: к пожелтевшим старинным картам, зашифрованным загадочным завещаниям и документам, подписанным кровью. Пыль взметнулась потревоженным облаком, молодой человек закашлялся.
Он взял новое перо, заострил его перочинным ножом. Окунул кончик пера в чернильницу. И снова начал писать:


VIII

Амелия Эрншоу отрезала два ломтика серого хлеба с отрубями, положила их в тостер и нажала на кнопку ВКЛ. Она настроила таймер на «сильно поджаристый», как любит Джордж.
Сама Амелия любила чуть-чуть подрумяненные золотистые тосты, без коричневой корочки. И ей больше нравился не серый, а белый хлеб, пусть даже в нем не было никаких витаминов и прочих полезностей. Она не ела белого хлеба уже лет десять.
Джордж сидел за столом и читал газету. Он даже не посмотрел на Амелию. Он никогда на нее не смотрит.
«Я его ненавижу», – подумала она, и это простое, по сути, действие – облечение эмоций в слова – несказанно ее удивило. «Я его ненавижу». Это звучало, как песня. «Я ненавижу его за его сильно поджаристые тосты, за его лысину, за то, что он домогается к девушкам в офисе – к молоденьким девочкам, только-только окончившим школу, которые смеялись над ним у него за спиной, – за то, что он не замечает меня, когда не хочет, чтобы я ему докучала, а так происходит всегда, за то, как он говорит: «Что, дорогая?», когда я к нему обращаюсь с простым вопросом, как будто он больше не помнит, как меня зовут. Как будто он просто забыл, что у меня вообще есть имя».
– Тебе яйца всмятку или вкрутую? – спросила она.
– Что, дорогая?
Джордж Эрншоу был привязан к жене и относился к ней с нежностью, и он бы искренне удивился, если бы узнал, что Амелия его ненавидит. Он относился к ней точно так же – и с тем же эмоциональным зарядом, – как и ко всему, что имелось в доме уже десять лет и по-прежнему продолжало исправно работать. Например, телевизор. Или газонокосилка. Он думал, что это любовь.
– Знаешь, нам все-таки надо сходить на какую-нибудь демонстрацию. – Он постучал пальцем по развороту газеты. – Показать, что нам тоже не все равно, что мы в чем-то участвуем. Э, дорогая?
Тостер пискнул, сообщая, что тосты готовы. Однако наружу выскочил только один сильно поджаристый ломтик. Амелия взяла нож и достала второй, поломавшийся. Тостер им подарили на свадьбу. Подарил дядя Джек. Уже совсем скоро надо будет покупать новый – или учиться делать тосты на гриле, как делала мама.
– Джордж? Тебе яйца всмятку или вкрутую? – спросила Амелия очень тихо, и что-то в звучании ее голоса заставило Джорджа оторваться от газеты.
– Как хочешь, дорогая, – сказал он, ласково улыбнувшись, и так и не понял – о чем потом сообщал всем и каждому на работе, – почему она вдруг расплакалась.


IX

Перо тихо поскрипывало по бумаге, молодой человек полностью погрузился в работу. Глаза горели, на губах играла довольная улыбка.
Душу переполнял странный восторг.
Странные твари скреблись и шуршали в обшивке стен, но он их не слышал.
Тетя Агата в комнате наверху выла, стенала и гремела цепями. Надрывный потусторонний смех летел сквозь ночь от руин аббатства: разрывал темноту, вздымался волнами маниакального веселья. В темном лесу за домом метались нескладные бесформенные существа, и молодые женщины с волосами цвета воронова крыла в страхе бежали от них в ночи.
– Поклянись! – сказал Тумбс, дворецкий, обращаясь к смелой девчонке, которая выдавала себя за горничную. – Поклянись мне, Этель, поклянись своей жизнью, что не расскажешь об этом ни единой живой душе...
В окнах маячили лица и слова, написанные кровью; одинокий вампир в самых темных глубинах склепа склонился над чем-то, что когда-то, наверное, было живым; молния вспорола ночь мимолетным изломом света; безликие твари бродили по миру; все шло, как должно.

@темы: юмор, фэнтэзи

---

выходя с работы в такую жарищу лично я чувствую себя вампиром Биллом из последней серии 1 сезона Настоящей Крови)) это когда он потопал за дурехой Соки. днем, ага.
на работе кондиционер, дома вентилятор, а вот меежду - "вампир Билл")))
кукольный дом, сцуко, переехал. и вот странность - пойдя по абсолютно неизвестному адресу, сворачивая без указателей как бог на душу положит, вышел на него почти сразу. всегда бы так. а то не выспаться да топать по жаре под слабой отмазкой "типа я - дождь!" не вариант. а причина недосыпа, конечно, кино.
потому что Повелитель стихий. вот что, мне все же нравится нормальное кино, без 3Д. и называйте меня старомодным. хорошее кино, центровой персонаж, из-за которого я точно пойду на следующую "книгу", ясенпень, Зуко)) красавец парень. (я о характере)))

а вообще, как говорил один хороший чувак, вода мокрая, небо голубое, жизнь дерьмо. не подумайте, в контексте фильма Последний Бойскаут это почти означало, что все, в общем-то, хорошо.

а я дооблизывался, да.
купил ладолл и замыслил недоброе.)))

@музыка: Kansas - Dust In The Wind

@настроение: кофе

@темы: бла бла

---

фанфики бывают и такими)))))

05.05.2010 в 23:56

Пишет  chistyakova87:

цЫтаты
Посторонние предметы со стола и из рук убрать!

они там

Какни странно (*даю перевод: как ни странно*)

И теперь ей приходилась носит париж

сосалась с бутылкой

Его член удлинился и погладил его по простате

проходя мимо Джинни и глядя на нее, у Драко упала палочка (*да, видать, Джинни не красоткой была*)

у Джоуи глаза были совершенно разного цвета. Один глаз - 4ерного цвета, холодный, пустой. Второй - зеленого, и вид у него был совершенно безумный (*какой-то жуткий мутант*)

О:так вы хе? (*неизвестный комментатору диалект*)

Ведь Драко никогда, не навоет ее своей любимой маленькой девочкой, а толек противный мерзкой грязнокрова!

С кем из Акацук ты споешь на Евровидении? (*я не буду за ЭТО голосовать!!!*)

я тут написюкала три фанфа (очень, кстати, меткое определение для некоторого творчества)

Эдвард шитал дни до начала уяебного года

Его дыхание пахнет облегчением

Моя подруга умерла - а её муж обещал никому не говорить (*жесть*)

что ты усрала а ребёнок выжел (*ужас-то какой! *ржот*)

он вытащил ты из под себя (*британские ученые пытаются это расшифровать*)

Я постанываю, руками жадно и грубо царапаю его спину.... Шрамы....(*ну прямо секс с Фредди Крюгером*)

каждый друг друга обсасывал,засасывал,кидал и облизывал

оказался в раковой позе

пробормотал он Гермионе, которая полуспала с ним (*это как?*)

Мам, ты видела мою скакалку?
-Да, дорогая, на кошке (*садюги*)

Я спущусь на кухни, посмотрю – готовы ли эльфы? (*ммм... вкусно, как жареный эльф*)

я уже писала про С, К, Л и Ю (*комментатор долго думала, что это есть, оказывается, это сокращение имен участников Cinema Bizarrе*)

P.S.Гарри, не вздумай меня называть по имени в письмах. Называй меня
Гэндальфом.
С уважением,
Дамблдор.(*и помни: я лежу с Наполеоном в одной палате!*)

Гарри и Рон одновременно подумали об одном и том же: это был конец Волдеморта (*дайте мне на это посмотреть!!!*)

каждую ресничку….на её глазке (*глазки бывают на картошке*)

На её лице мэйк-ап был непросто ярким,он был таким что скозь эти каляки не было видно не глаз,ни рта (*не дай Бог такое увидеть*)

по пляжу ходили будуины

обратно он шел в трусах верхом на лошади (*мне страшно представлять такую картину!*)

(*автор спрашивает у нас*) люди я 18 главу своего фанфа выставляла? а то вот сижу и думаю 19 сразу выставлять или я еще 15 главу не выставила?

размазов подводкой и помадой

Его фиолетовый петух стоял гордо вертикально (*какой-то не особо естественный цвет у этого органа*)

закричал Билл смешно потпрыгивая (*дааа, что-то у Билла с потоотделением не в порядке*)

топ,который закрывал только сиськи (*это был лифчик! Угадала?*)

Слаживай постель

И она с жадно-стью и словами игиг ги накинулась на мясо (*какая-то подозрительная плотоядная лошадь*)

Оба брата заливали друг друга сперматозоидами

Билл накинулся на Тома Скулаками (*Прежняя фамилия Тома была лучше*)

хочеш я тебя под сцену прям проведу. Он схватил меня за руку и потащил прям под сцену (*под сцену… это что-то новенькое!*)

Далее - несколько особо выдающихся авторских неологизмов:

Тэкхиллу я скахзала!

Дылдак

кста я лосих

твоего юбножоного тела

серавно (*не хватает только старого доброго "кокрас"*)

изнаасиловаалЁ (*горячий финский насильник*)

ухмыльнулсчя и тихцем ткнул меня в бок (тихц - это, наверное, особый орган того мутанта с разноцветными глазами)

ото малали (*достойный друг "кокрас" и "серавно". Каким именно образом автор смог так изнасиловать "а то мало ли", останется загадкой*)

@настроение: спасибо, Волк!!)))

---

даа... такого ужасного и бездарного отпуска, что начнется завтра, чую, еще никогда не было, и надеюсь, не будет.
хочется натянуть шлем и скафандр. и сказать, прямо как Гагарин:
-Поехали!

@настроение: за ши бись (((

---

о херовом
с меня трясут роллы. таки придется выбраться из дома. жара набирает ошизенность, и оттого аж глаз начинает дергаться. хех.
странно, но с удовольствием поехал бы в Керчь один. причем - в сентябре. вообще в последнее время чрезвычайно "одиночное" настроение. по-моему, я допрыгался.( надо отдохнуть. плохо, Яна с Никитой смертельно обиделись =_*, зашибись. ты этого хотел, дебил??

о хорошем
однако, отлично то, что есть отвлекающие факторы и люди, которым рад, даже когда общение с ними практически полностью виртуальное. надеюсь, это временно ^_^

о куклах
жаль, Агата 68 см ростом и уретан желтеет от солнца.
впрочем, начитавшись Каори Юки, перерисовал Агату в стиле ее девушек) чем и весьма доволен

@музыка: Umbra et Imago - Schlag Mich